Flot3000

Ровно три года назад в эти предновогодние дни личный состав 81-й тактической группы Вооруженных сил Украины в Республике Ирак совершал марш по маршруту «Аль-Кут, базовый лагерь «Дельта» - перевалочная база «Седар II» - Эль-Кувейт, базовый лагерь «Вирджиния». Это был последний маршрут наших «иракцев» - контингент возвращался на родину. С предпоследней колонной покинул Ирак и автор этих строк – на тот момент это была моя уже третья командировка в эту страну.

Ирак дал украинским Вооруженным Силам многое. Во время пребывания здесь украинского контингента стало окончательно ясно, что множество положений нынешних нормативных документов, регулирующих боевую подготовку в ВС Украины, сегодня неактуальны. А сама теория стратегии и тактики требует уточнений. Однако помимо этих глобальных проблем украинские солдаты и офицеры в реальных условиях вооруженного противостояния осознали, чем и с чем они воюют. В украинской армии о необходимости технического переоснащения говорят давно, единственное, во что все упирается – хроническая нехватка средств. Однако опыт Ирака позволяет ответить и на вопрос: что же все-таки нужно украинским Вооруженным Силам.

Как бы настойчиво официальный Киев на протяжении всего участия украинцев в операции «Iraqi Freedom» не называл контингент своих войск в Ираке миротворческим, абсолютно понятно, что в контексте международного права ни о каком миротворчестве в данном случае речи изначально быть не могло. Контингент вводился в страну без санкции ООН или передачи мандата Объединенных Наций на проведение миротворческой операции другим международным организациям.

Впрочем, само название «миротворческий» может относиться к украинскому контингенту в том контексте, что украинцы действительно выполняли сугубо миротворческие задачи и не демонстрировали агрессивности и неконтролируемого использования силы, как некоторые другие контингенты.

Но в сугубо военном аспекте все эти нюансы особого значения не имеют – для военных важным является то, что впервые за годы независимости Украина приняла участие в «полноценном» вооруженном конфликте. Тем более таком, как партизанская («малая») война, самом актуальном в наши дни типе конфликтов.

* * *

Первейший урок, который Украина вынесла из Ирака (тут все же не без политики) – определение полномочий военного командования, начиная с уровня министра обороны и начальника Генерального штаба, и до уровня командиров контингента и бригады или тактической группы, а также младших командиров. Украинский контингент столкнулся с той немыслимой для условий боевых действий проблемой, что  любое разрешение на применение оружия было сопряжено с огромной ответственностью командиров на месте. И порой на открытие огня запрашивалось разрешение Киева.

Это сильно ударило по имиджу Украины, которая, участвуя в иракской кампании, никак не могла быть надежным союзником. Кому нужен союзник, на которого нельзя положиться в трудную минуту, и который в случае возникновения экстренной ситуации часами ждет разрешения на открытие огня из столицы своего государства?

В таких условиях изначально необходимо было определить в первую очередь уровень ответственности, которую на себя могут взять те, кто находится «на месте», а равно алгоритм поведения командиров до самого низшего звена, равно как и их подчиненных - солдат. Всего этого по каким-то причинам сделано не было. В Украине часовой в «чине» рядового, стоя на посту возле склада с тушенкой, точно знает, когда он может применить оружие на поражение (все детали расписаны в Уставе). А украинский генерал в Ираке не знал, когда он подобный приказ мог отдать, что уж говорить о командире взвода? В боевых условиях подобные алгоритмы принятия решений просто неприемлемы.

Нельзя, приняв политическое решение об участии в боевой (официально по поводу Ирака более часто употребляют термин «стабилизирующей») операции, надеяться на «авось». Должна быть совершенно точно определена (и согласована с союзниками, ведь в противном случае единый штаб даже не знает, когда можно рассчитывать на украинцев, и можно ли вообще) схема применения украинскими контингентами силы, а равно полномочия командования, включая командиров низшего звена.

Справедливости ради отметим, что в реальных ситуациях, когда жизни миротворцев угрожала опасность, огонь открывался порой и без «высочайшего соизволения». Однако делалось это исключительно на страх и риск командиров.

* * *

Не меньшей проблемой было испытание и технической оснащенности и вооружения наших подразделений.

Прежде всего: извините, но при всей рекламе автоматов Калашникова, которые находятся сейчас на вооружении ВС Украины – АК-74 и модификации того же калибра 5,45 мм – они в ходе “малой” войны в противостоянии с теми же Калашниковыми более ранних версий калибра 7,62 мм (АК-47 и АКМ) явно проигрывают. Правда, речь здесь идет лишь об АК советского производства, которых, к счастью, в Ираке очень немного – распространенные здесь АК-47 и АКМ производства Китая и Югославии эффективностью не отличаются и по отдельным характеристикам (реальным) уступают нашим калибра 5,45 мм.

В ходу у повстанцев для «взрослых» обстрелов базовых лагерей Многонациональных сил изначально были в основном НУРСы (неуправляемые реактивные снаряды – этого добра на складах армии Хусейна осталось после войны немало), запускаемые с самодельных направляющих, а позже - минометы малого калибра, 82-мм (опять таки, это касается далеко не лишь Ирака). Миномет удобен, транспортабелен, после использования его можно без сожаления выбросить, не такое уж сложное и дорогостоящее это оружие, и даже в виде одной трубы без прицельных приспособлений способен причинить существенный вред противнику. НУРСы в виде используемого снаряда и самодельных направляющих – то же самое (этот вариант, как известно, использовался еще «вьетконговцами» во время войны во Вьетнаме против американцев). Это и определяет популярность у повстанцев такого оружия. При подготовке любой миротворческой или иной операции необходимо это учитывать, чего украинский Генштаб поначалу не сделал. В итоге солдаты и офицеры - особенно в самом беспокойном месте в украинской зоне ответственности, в лагере «Зулу» близ Эс-Сувейры, - на себе испытали, что значит при минометном обстреле иметь при себе лишь стрелковое оружие – ни о каком серьезном противостоянии не было и речи. Боевики, поняв эту слабость украинцев, сделали минометные обстрелы ежедневной обыденностью. Лишь отсутствие подготовки и навыков у повстанцев-минометчиков было причиной минимальной эффективности таких обстрелов. Слава Богу, опыт 5-й мехбригады был учтен, и в последующем в украинском контингенте появилось минометное подразделение. Причем была учтена важная деталь: против минометов повстанцев малого калибра (они, понятно, более транспортабельны, а потому более удобны для боевиков) эффективны минометы большого калибра, 120-мм, имеющие большую дальность стрельбы.

Пожалуй, главную опасность для контингента, организовавшего постоянное патрулирование в зоне ответственности и регулярные конвои – сопровождение колонн логистики (снабжения) – представляли фугасы, как правило, радиоуправляемые. Помимо разведки маршрутов движения, был и иной способ противодействия этой опасности. Все колонны имели в своем составе БТР с «глушилками» - подавителями радиосигналов. Их использовалось несколько видов (то есть подавлявших сигналы на разных частотах) и в одной колонне – таким образом, колонна была защищена. Подрыв украинского БТР в «радиозащищенной» колонне в ноябре 2005 года на радиоуправляемом фугасе близ Ан-Нумании (было легко ранено трое украинцев) не вызвал большого ажиотажа – «двухсотых», то есть трупов, не было, а контингент жил предвкушением скорого вывода из страны. Между тем, этот случай должен был стать причиной серьезного расследования, ведь с фугасами наши войска вполне могут встречаться и после Ирака, в других странах, где есть или будут вводиться украинские контингенты.

Необходимо проанализировать схему применения «глушилок». Используемые контингентом в Ираке, они «работали» в диапазоне сначала, то есть до появления в Ираке мобильной связи, радиоуправляемых систем блокирования дверей автомобилей. А затем (в конце пребывания в стране 6-й отдельной мехбригады) – и мобильных телефонов. Именно их и используют повстанцы как наиболее доступное средство радиоуправления взрывом. Совершенно очевидно, что боевики для управления радиофугасами могут использовать и отличные от «автомобильных» и «мобильных» радиочастоты, и это надо учитывать.

Еще в начале 60-х гг прошлого века начали массово производиться гранатометы РПГ – нынешнее излюбленное оружие повстанцев, и не только в Ираке, против бронетехники. Из истории: весной 1945-го года, когда советские войска вошли в Берлин и танкисты столкнулись с массовым использованием фольксштурмом реактивных противотанковых ружей (прототипы гранатометов) типа «Фаустпатрон», «Офенрор» и «Панцершрек», в экстренном порядке были приняты ответные меры. В частности, в качестве противокумулятивной защиты на борта бронетехники приваривались металлические сетки-панцири от обычных кроватей. В Ираке «образца» 2003-го года история повторилась, в этот раз с участием гранатометов РПГ. Только вот незадача. Уже через два-три месяца после победы над Хусейном и начала партизанской войны американцы устанавливали на свою бронетехнику металлические решетки, играющие роль противокумулятивной защиты, уже не кустарного производства, как это было в первые недели операции, а заводского. Украинский контингент с первого и до последнего дня использовал на своей бронетехнике - БТР и БРДМ - решетки, «конструируемые» и привариваемые в мастерских бригады на месте, а равно мешки и деревянные ящики с песком. Почему-то никто не додумался заказать на каких-то пару тысяч гривен подобной защиты на украинских заводах, - защиту, разработанную с научным подходом. Все-таки стоит учитывать, что гранатометы наряду с минометами являются излюбленным оружием повстанцев во многих «неблагополучных» странах.

* * *

Сама наша бронетехника, как показал Ирак, далеко не самый удачный вариант для проведения миротворческих операций. Прежде всего потому, что те же советские бронетранспортеры БТР-80 и бронированные разведывательно-дозорные машины БРДМ-2, которыми был оснащен контингент (другой альтернативы в ВС Украины просто нет, БТР-70 и БРДМ-1 как более ранние разработки проигрывают по все параметрам) создавались для выполнения совершенно других задач. Единственное достоинство бронетранспортера БТР-80 для условий жаркого климата – это V-образный восьмицилиндровый дизельный двигатель КамАЗ-7403 с жидкостным охлаждением и турбокомпрессорным наддувом. Он ведет себя при высокой температуре куда лучше, нежели карбюраторные «движки». Однако «вотчина» БТР – это поле, «оперативный простор». Для патрулирования в узких улочках восточного города он просто непригоден. Большие габариты и абсолютно недостаточный обзор из кабины, а также отсутствие серьезной современной противоминной днищевой защиты делают его довольно слабеньким «миротворцем».

Тактику использования бронемашин в стабилизирующей операции в Ираке украинцы выработали, «подстраиваясь» под выполняемые задачи. Габаритные низко маневренные БТР-80, не подходящие для патрулирования узких улиц городов, использовали в основном для организации патрулей в сельской местности и конвоирования транспорта логистики.

Немного лучше для «работы» в населенных пунктах в этом плане, благодаря меньшим размерам, выглядит бронированная разведывательно-дозорная машина БРДМ-2. Однако время ее разработки и запуска в серию – 1962 год – говорит само за себя, об удовлетворении современным требованиям здесь говорить трудно. Восьмицилиндровый карбюраторный двигатель ГАЗ-41, установленный на эту машину, – не лучший вариант для условий Ирака. То же с обзором: передние смотровые окна, как и перископические приборы наблюдения ТПКУ-2Б и призменные приборы ТНП-1 и ТНП-А абсолютно не дают возможности контролировать местность вокруг машины на малых расстояниях, что так актуально при выполнении задач в населенных пунктах.

У этих бронемашин есть и другие серьезные недостатки, делающие их скорее «заменителем», нежели нормальной машиной для миротворцев. Самое главное, БРДМ-2 – «бардаки», как называли их в Ираке, - не имеют люков для бокового выхода. А значит, в случае боевой ситуации во время выполнения задач экипаж становится заложником, запертым в броне – выход исключительно через верхние люки во время обстрела подходит разве что для смертников. Да и бронирование «бардаков» удовлетворительным никак не назовешь.

В Украине есть разработки бронемашин, предназначенных для выполнения полицейских задач. Они для миротворческих операций подходят куда больше, нежели войсковая техника времен «холодной войны».

И уверен, что выражу мольбу всех, кто хоть пару часов провел в нашей «броне» на иракской жаре, обращаясь к украинским вооруженцам (испытано на себе): господа генералы, отправляя личный состав в подобные страны, поставьте на технику кондиционеры! Американцы даже на «Хаммерах» такое оборудование содержат, ибо понимают: тот, кто воюет в комфорте, сильнее вдвое. А в бронетехнике на 60-градусной жаре – ощущения, как на сковородке. Хватит, наконец, считать солдат «пушечным мясом», которое все стерпит!

* * *

В свое время мой преподаватель тактики в военном училище, упоминая о пистолете Макарова ПМ, обязательно добавлял «который нужен боевому командиру, чтобы застрелиться». В Ираке, похоже, эта поговорка подтвердилась – ПМ абсолютно неэффективен не только в линейном бою, что давно известно, но и в миротворческих операциях. Случаев боевого эффективного применения ПМ в Ираке украинцами практически не известно (по крайней мере, я упоминаний о таковых не нашел).

У американцев, заметим, уважение вызывал автоматический пистолет Стечкина АПС, который они называли «украинской «Береттой» (ими был вооружен личный состав подразделения спецразведки Главного управления разведки МО Украины и частично командный состав армейской разведки контингента). Да и украинские миротворцы его оценивали довольно высоко. В любом случае, ясно одно: Вооруженным силам Украины, да и, пожалуй, всем прочим «выходцам из СССР» необходим пистолет, удовлетворяющий современным требованиям.

Однако положительный момент в наличие пистолета ПМ у офицерского состава, по мнению украинских офицеров, все-таки был. Однако связан он был вовсе не с боевыми качествами этого оружия, а с… культурными традициями страны пребывания. В Ираке автоматом никого не удивишь, и стоимость на рынке китайского АК-47 со всеми его недостатками достигало в начале украинского присутствия в этой стране каких-то смешных 30-40 (позже – порядка 60) долларов США. В то время как самый убогий пистолет здесь стоит не менее 300 долларов, включая не намного лучший по сравнению с ПМ вариант в виде 7,62-мм «Тарика» иракского производства. Пистолет в Ираке – скорее символ высокого социального статуса владельца, нежели собственно оружие. И потому наличие кобуры с пистолетом у украинского офицера уже вызывало определенное уважение у иракцев.

Кстати, насчет кобур. В Ираке украинцы столкнулись с тем, что амуниция советских времен, которую сейчас используют Вооруженные Силы Украины, безнадежно устарела. Для исправления ситуации специально для Ирака в Украине была разработана пистолетная кобура, которая крепится на бедре (подобный предмет советского производства, который крепится на портупее, носить с бронежилетом просто невозможно). Однако вот незадача. Уже через два-три месяца форменные брюки любого украинского офицера имели характерную особенность – были протерты ремнями портупеи. Во-первых, наши использовали для крепления ремни и металлические кольца, что не позволяло плотно обхватывать бедро, а значит, крепление кобуры постоянно протирало ткань формы. Американцы, кстати, используют на своих кобурах для крепления куда более удобные «липучки». Во-вторых, у тех же американцев – кожаные кобуры, тогда как у нас – матерчатые, кожа же не так сильно протирает ткань.

И, в третьих, сама украинская полевая форма типа «Сафари», разработанная специально для Ирака, вероятно, требует доработки. Понятно, что об американских разработках, когда ткань способна самозатягиваться при разрыве, пропитана заживляющим раны составом и поглощает инфракрасное излучение тела (то есть бойца, в нее одетую, приборы ночного видения «не видят») можно только мечтать, но все же. Помимо недостаточных для современных боевых условий качеств ткани формы «Сафари», даже таких, как стойкость на износ, это касается и расцветки. В будущем следует все же более серьезно учитывать характер местности, где придется выполнять задачи нашим военным. Расцветка формы «Сафари» разрабатывалась с расчетом на условия «классической» пустыни, в то время как во всей провинции Васит, зоне ответственности украинцев, почва глинистая и далеко не желтого цвета. Заметим, что те же американцы также поначалу «прокололись» на этом, поскольку в 1991 году, во время операции «Буря в пустыне», они воевали на юге Ирака, где как раз пустыня. Сейчас у американского контингента появилась новая форма, с учетом местности в их зоне ответственности.

Насчет специального снаряжения и амуниции можно говорить много, и в основном далеко не в пользу того, что имеется на оснащении Вооруженных Сил Украины сегодня. Недавно уже в Украине довелось общаться с разведчиками, служившими в Ираке. Насмотревшись на американское оснащение, они сейчас перешивают разгрузочные жилеты – «разгрузки» – имеющиеся у нас в войсках (естественно, советские, типа «Пионер-М») по американскому образцу, ибо так они становятся намного более удобными. Перешивают, естественно, вручную.

Многое покупали в американских магазинах «РХ» (аналог нашего «Военторга») или выменивали у тех же американцев, чтобы потом привезти в Украину и использовать здесь. Ножи выживания, портативные бинокли, специальные фонари, резиновые заплечные фляги «кэмел-бэк», одевающиеся на спину под рюкзак – всего из того, с чем удобнее воевать, не перечислить. Кое-что из этого можно приобрести и в Украине, в основном в охотничьих магазинах, но за серьезные деньги (если говорить о качественном товаре западного производства). Известно, что немало аналогичных разработок есть и у нас, но в серию подобная продукция не идет по простой известной причине – у Минобороны нет денег.

А вот украинская «броня» показала себя с лучшей стороны. Если украинские военные и использовали американские бронежилеты, то лишь из-за того, что те имеют значительно меньший вес. Однако они совершенно пропорционально хуже обеспечивают и защиту. То же касается касок: украинский «кевлар» тяжелее, но лишь потому, что Министерство обороны Украины сформулировало высокие требования к пуленепробиваемости касок. То есть приходилось выбирать – или более легкая «броня», но низкая защищенность, или больший вес, но и большие гарантии безопасности. Украинское военное командование решило, что жизнь наших военных дороже.

* * *

Особое значения имел Ирак в плане практики проведения информационно-психологических операций, которым в последнее время в мире уделяется огромное внимание. Во всех контингентах, согласно «организационно-штатному стандарту» НАТО, по которому функционируют и войска Многонациональных сил в Ираке, есть структуры информационно-психологических операций (аббревиатура - PSYOPS). Украина и ее Вооруженные силы в лучших советских традициях упрямо «открещиваются» от подобного рода операций (кстати, такая же практика сохраняется и у российских коллег), хотя они давно стали нормой в западных странах. Однако при всех устремлениях сделать вид, что «мы этим не занимаемся», украинскому контингенту приходилось вести активную работу с местным населением.

Опыт ИПСО в Ираке интересен для ВС Украины прежде всего тем, что подобные операции проводились с главной целью создания образа украинского солдата как миротворца в глазах иракцев. Это диктовалось тем, что Украина заявила свое участие в операции в Ираке как миротворческую миссию. Вместе с тем, учитывая серьезные объемы «настоящей» миротворческой деятельности ВС Украины в мире (то есть под эгидой ООН или по мандату Объединенных Наций, переданному международным организациям типа НАТО) опыт этот более чем полезен. Активная работа с местным населением позволила достигнуть цели, что в значительной мере способствовало обеспечению безопасности украинских военнослужащих.

Регулярная раздача иракцам украинскими патрулями в провинции Васит воды, напитков и продуктов, а равно демонстративно дружелюбное отношение к местным жителям (в отличие, например, от американцев, демонстрирующих повсеместно силу и агрессию) имела эффект больший, нежели применение силовых средств воздействия. Нынешний начальник разведки 95-й аэромобильной бригады СВ ВСУ капитан Игорь Дзюба, служивший в составе 5-й мехбригады в Ираке, рассказывал о таком случае. Во время его патрулирования по Аль-Куту взятые для раздачи детям напитки и продукты закончились, когда к нашим военным подбежала группа подростков, просящих еды. Дзюба подошел к продуктовой лавке, купил три жареных курицы, попросил их разрезать и тут же роздал детям. Продавец-дехканин, увидев это, тут же вернул деньги назад и настойчиво просил взять в подарок еще две курицы. Понятно, что, наблюдая за подобным поведением украинцев, местное население никак не могло ассоциировать их с оккупантами и агрессорами. Таким образом, жесткие инструктажи наших солдат и офицеров относительно поведения с иракцами определенным образом также были составляющей ИПСО.

Очень мудрым шагом было, начиная с 5-й мехбригады, иметь в составе контингента иракцев-переводчиков, которые приехали из Украины (в свое время иммигрировавшие из Ирака). Бывший хусейновский генерал Абу Маджид, работавший по контракту в контингенте, никак не мог быть заменен украинцем-переводчиком, даже отлично знающим арабский язык. К его социальному статусу как бывшего иракского генерала добавлялось знание местных обычаев, что в восточной культурной среде, как убедились украинцы, имеет особое значение. Кстати, именно незнание этих обычаев служило порой определенным препятствием в общении нашего командования и местных шейхов или чиновников. Простейший пример: для решения какого-либо вопроса с губернатором провинции приезжает наш офицер. Исходя из нашей европейской прагматичности («время – деньги») деловые переговоры занимают несколько минут, в ходе которых высказывается суть проблемы. С удивлением наблюдали украинцы, как общается с тем же губернатором или шейхами Абу Маджид. Он долгое время, порой больше часа беседовал за традиционной чашкой чая с собеседником о погоде, рассуждал об урожае и тому подобных мелочах. И только в конце разговора, в течении нескольких минут шла речь о самой проблеме. Для украинцев поначалу было удивительным, что иракский генерал, будучи всего лишь переводчиком по должности, мог решать с местными проблемы гораздо эффективнее, нежели наши старшие офицеры.

Были накладки и иного рода. В рамках работы с местным населением активно применялся такой способ информирования и формирования общественного мнения, как распространение листовок. Однако вскоре украинцы убедились, что многословные убеждающие листовки особого эффекта не имеют, особенно в сельской местности. Виной тому была элементарная неграмотность населения. Ошибка была исправлена, и в дальнейшем листовки содержали яркие образные иллюстрации (миротворец, раздающий продукты арабам или перевязывающий раненого иракца, фотография мины и раненного при взрыве мины человека – об угрозе мин, и т.д.) и минимум текста.

Большое значение имел и опыт общения с союзниками по коалиции. В Багдаде, в штабе Многонациональных сил, регулярно проводились конференции по тематике ИПСО. Эти мероприятия, куда приглашались и украинские офицеры, а также общение в ходе совместного выполнения задач позволило достаточно полно изучить методику проведения ИПСО и техническое оснащение союзников.

Помимо бесценного опыта, который дал Ирак в плане ИПСО, важно отметить такой момент. При всей «стеснительности» украинских ВС (а точнее, военно-политического руководства страны – эта проблема, кстати, актуальна и для России), не желающих признавать, что украинские военные могут (и должны!) проводить операции подобного рода, такой деятельности не избежать. Во-первых, это является требованием времени, что абсолютно объективно. Во-вторых, это диктуется необходимостью быть способными участвовать в операциях многонациональных контингентов. Помимо стандарта организационно-штатной структуры, которого необходимо придерживаться, есть еще один нюанс. В том же Ираке деятельность контингентов организовывается согласно FRAGO – распоряжениям из штаба Многонациональных сил, которые включают в себя и указания по линии ИПСО. Понятно, что для их исполнения необходимо иметь соответствующие структурные подразделения в составе контингента.

* * *

В целом Ирак дал ВС Украины, пожалуй, больше, нежели все предыдущие миротворческие миссии – прежде всего благодаря тому, что здесь существовала реальная боевая ситуация, сохранявшаяся длительное время. После каждой ротации профильные структурные подразделения (от медицинских до разведки) подготавливали отчеты о своей работе с учетом наименьших нюансов, которые передавались Генеральному штабу ВС Украины. Помимо этого, согласно распоряжению Министра обороны Украины, весь личный состав, побывавший в этом контингенте, находится на учете Минобороны с целью контролировать дальнейшие кадровые назначения. Все это позволяет надеяться, что опыт Ирака, пусть за прошедшие годы и востребованный в минимальном объеме, все же будет учтен в дальнейшей миротворческой деятельности Украины и нынешнем процессе реформирования ее Вооруженных сил.