Основополагающие просчеты военной доктрины США
Декабрь 25/ 2008
ВАШИНГТОН УТРАТИЛ МИРОВОЕ ЛИДЕРСТВО В РЕЗУЛЬТАТЕ СОБСТВЕННЫХ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ОШИБОК
США вступили в XXI век в статусе мирового лидера. Но целый ряд военно-политических просчетов, заложенных в стратегию Соединенных Штатов, обусловил современный кризис американской сверхдержавы и крушение основанной на ее доминировании системы "однополярного мира". Естественным стремлением новой американской администрации является восстановление могущества США, поэтому военная доктрина Барака Обамы содержит положения о максимальном наращивании мощи Вооруженных Сил.
"XXI военный век для Америки" - так дословно переводится наименование раздела программы 44-го президента США Барака Обамы, где рассматриваются вопросы военной доктрины будущего. Подобную игру слов нельзя расценивать как случайность. Итоги деятельности прежней американской администрации таковы, что можно с уверенностью говорить о полной дестабилизации международной обстановки на десятилетия вперед и возрастании угрозы новых вооруженных конфликтов. Вне зависимости от формы государственной идеологии статус-кво всякой сверхдержавы зиждется на мощи вооруженных сил, их способности оперативно и эффективно обеспечивать решение насущных внешнеполитических задач. Как известно, администрация Буша изначально сделала ставку на предельно жесткую силовую политику. Поэтому закономерно, что нынешний политический и экономический кризис в Соединенных Штатах напрямую связан с основополагающими просчетами в сфере военной стратегии.
Всего четыре года назад США уверенно занимали позицию первой и единственной мировой сверхдержавы. Их военно-политическая мощь являлась ключевым элементом международной политики. Один из главных идеологов внешней политики Соединенных Штатов Збигнев Бжезинский в 2004 году триумфально провозглашал единственно возможный геополитический выбор ХХI века - мировое господство или глобальное лидерство. "Именно Америка определяет направление движения человечества, и соперника ей не предвидится. Нет никакой альтернативы американской гегемонии и роли мощи США как незаменимого компонента глобальной безопасности. Под воздействием американской демократии повсюду происходят экономические, культурные и технологические изменения поверх национальных границ", - подчеркивал он.
Прошло четыре года - микросекунда в масштабе истории. И тот же Бжезинский дал принципиально иную оценку тому положению, в котором оказались Соединенные Штаты. Причем не в результате происков каких-то внешних врагов - международного терроризма, России, Китая, стран "оси зла", а в силу своих стратегических просчетов. США стали жертвой собственных геополитических амбиций. Бжезинский вынужден был признать этот парадоксальный факт: "Даже самая могущественная сверхдержава может сбиться с правильного пути и поставить свое первенство под угрозу, если ее стратегия окажется неверной, а ее понимание мира ошибочным". Таким образом, речь прежде всего идет об идеологических (мировоззренческих) просчетах и формулировании на их основе военно-политической доктрины, последовательная реализация которой привела к катастрофическим итогам. Истоки этих просчетов следует искать еще в 90-х годах минувшего столетия.
Как ни парадоксально, распад Советского Союза завел США в доктринальный тупик. Насколько серьезна была данная проблема и связанные с ней угрозы, можно судить по утверждению одного из мэтров американской геополитики Джорджа Сороса: "После распада Советского Союза и окончания холодной войны Соединенные Штаты остались без врага, который позволял им олицетворять одновременно и сверхдержаву, и лидера западного мира. Такая перемена застала нас врасплох. С исчезновением советского сверхпротивника исчез и главный мотив объединения Запада под американским руководством". Именно в этот момент полной доктринальной неопределенности произошло выступление военно-политической группы, участники которой именовали себя "неоконсерваторами". 3 июня 1997 года они обнародовали свой внешнеполитический манифест, известный как "Заявление о принципах" проекта "Новый американский век". В основу этого доктринального документа были положены четыре главных принципа: абсолютное военное превосходство, силовая доминанта во внешней политике, всемирное распространение американской демократии и особая сакральная миссия США в мире. "Американская политика в сфере обороны и иностранных дел потеряла стержень, - подчеркивалось в этом "Заявлении". - Мы намерены изменить ситуацию и развернуть движение в поддержку глобального лидерства Америки. Подобная политика в рейгановском духе, опирающаяся на военную мощь и ясность устремлений, может быть не слишком популярной сегодня. Но она необходима, если Соединенные Штаты намерены обеспечить свою безопасность и величие в будущем".
"Неоконсерваторы" очень хорошо понимали суть возникшей проблемы, что нашло отражение в хрестоматийном заявлении одного из идеологов "неоконсерватизма" Ирвинга Кристола: "С окончанием холодной войны нам настоятельно требуется очевидный идеологический противник, достойный по амбициям, способный объединить нас в противостоянии ему". Колоссальный военный потенциал США, накопленный за годы холодной войны: крупнейший в мире ядерный арсенал, господствующий в Мировом океане огромный флот, господствующие в воздухе армады боевых самолетов, всемирная сеть военных баз - не мог существовать в вакууме. С приходом к власти Джорджа Буша более половины подписавшихся под "Заявлением о принципах" заняли высокие посты в администрации президента, Госдепартаменте и Пентагоне. Но, как точно подметил Джордж Сорос: "До 11 сентября 2001 года идеологи проекта "Новый американский век" не могли реализовать свою стратегию потому, что у Америки не было явного врага, способного оправдать резкое увеличение военных расходов. Терроризм стал предлогом для развязывания войны". Так в современную военную стратегию США был заложен первый основополагающий просчет: поиск виртуального противника и ведение войн, не оправданных реальной политической необходимостью.
21 сентября 2002 года на официальном сайте Белого дома был опубликован документ под названием "Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов" (СНБ), представлявший собой новую военную доктрину. В раздел 5 СНБ "Предотвращение угрозы применения нашими противниками оружия массового уничтожения против нас и наших союзников" закладывалось определение внешнего врага и исходящей от него угрозы: "Наши враги рассматривают оружие массового уничтожения как средство шантажа Соединенных Штатов. Это оружие позволяет им препятствовать нам в сдерживании их агрессивного поведения".
Анализируя это положение СНБ, Збигнев Бжезинский отмечал: "В новопровозглашенной доктрине не уточнялось, ни с помощью каких критериев будет определяться терроризм, ни при каких условиях оружие массового уничтожения станет расцениваться в качестве угрозы.
Предложенное администрацией определение тех сил, с которыми американцев призывают сражаться в ходе "войны с терроризмом", сформулировано крайне туманно. Нагнетание паники некоторыми заинтересованными сегментами американского общества, периодические кампании в средствах массовой информации против той или иной страны-изгоя, избранной на роль очередного "врага года" для Америки, рискуют сформировать параноидальное видение мира". Впрочем, высшее военное руководство США считало излишним точность в определении противника и вызовов национальной безопасности. 2 декабря 2002 года заместитель министра обороны Пол Вулфовиц в своей речи в Международном институте стратегических исследований (IISS) заявил: "Все, кто думает, что мы будем ждать точных сведений о неминуемости нападения на нас, не сумели извлечь урок из событий 11 сентября". Исходя из данного основополагающего просчета СНБ военно-политическая катастрофа в Ираке становилась не только закономерной, но и неизбежной.
Следует особо подчеркнуть, что такого рода просчет был заложен в военную доктрину США вполне сознательно. На то были особые причины. Еще в 1981 году главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Билл Роджерс сформулировал главную задачу США в холодной войне: "Мы должны контролировать доступ к источникам стратегического сырья на Ближнем Востоке, иначе ими завладеют русские и установят свое господство над Западом без единого выстрела". В рамках так называемой концепции "стратегического согласия", разработанной госсекретарем США Александром Хейгом и министром обороны Каспаром Уайнбергером, с февраля 1982 года началось поэтапное расширение американского военного присутствия в Персидском заливе. Саудовская Аравия предоставила США базу ВВС в Бахране, на территории Омана Пентагон получил базы на острове Масира и в порту Матрах. Предпринимались попытки прорваться к ближневосточной нефти и со стороны Индийского океана, через базы ВВС в суданском аэропорту Эд-Дамазин и с территории Сомали (база ВВС в Бербера). В августе 1982 года США и Сомали подписали соглашение, по которому американцы получали доступ на военно-воздушные и военно-морские объекты в Аденском заливе.
Тем не менее ни в ходе холодной войны, ни после ее завершения задача установления полного контроля США над нефтяными ресурсами Ближнего Востока не была решена. Как отмечал профессор Академии военных наук РФ В. Кузьмин: "Начало нового тысячелетия ознаменовалось резким обострением борьбы за топливно-энергетические ресурсы. События 11 сентября 2001 года открыли перед США беспрецедентные в истории человечества возможности обладания мировыми сырьевыми ресурсами и маршрутами их транзита на международные рынки". Эти возможности вполне осознавали "неоконсерваторы". За два года до вторжения в Ирак один из идеологов "Нового американского века" Норман Подгорец определил цель, достойную глобальной военной мощи Соединенных Штатов и сулившую несомненные экономические дивиденды: "Режимы, которые заслуживают свержения, не ограничиваются только "осью зла". В их число следует включить Сирию, Ливию, Ливан и Саудовскую Аравию. Я предвижу утверждение протектората США над нефтяными запасами Саудовской Аравии". Овладение богатейшими источниками нефти стало подлинной неафишируемой целью американского вторжения в Ирак.
Каким образом возможно нанесение удара по виртуальному противнику, от которого исходит несуществующая угроза? Для этой цели в СНБ была заложена концепция "превентивной войны", сформулированная следующим образом: "В современных условиях сдерживание невозможно. Войну с терроризмом не выиграть оборонительной тактикой. Мы должны перенести боевые действия на территорию противника, разрушить его планы и устранить угрозу до того, как она успеет материализоваться. Соединенные Штаты оставляют за собой право наносить превентивные удары и вести предупредительные войны". Отказавшись от стратегии "сдерживания", которая доказала свою эффективность в период холодной войны, администрация Буша совершила ключевой просчет с далеко идущими последствиями. "Превентивная война" означала не только ошибку в определении реального противника и исходящей от него угрозы, она неизбежно сказывалась на таких важнейших элементах военной стратегии, как информационно-пропагандистское обеспечение боевых действий, военное планирование, подготовка войск к действиям в реальных боевых условиях. Все это в полной мере проявилось в Ираке. Изначальная ложность предлога для вторжения предопределила поражение в информационно-пропагандистской войне и тем самым усилила сопротивление противника в морально-психологическом смысле. Более того, в корне неверное представление о противнике и возможность выбора любой страны для удара в рамках "превентивной войны" обусловили самое неблагоприятное последствие - переход "войны с терроризмом" в перманентное состояние, к чему ни население США, ни американская экономика, ни Вооруженные Силы были совершенно не готовы.
Следует упомянуть другое базовое положение СНБ - глобальное военное присутствие США на всех шести континентах с целью "удержания потенциальных противников от стремления приобрести более значимую роль в региональном или мировом масштабе". В данном случае разработчики военной доктрины совершили элементарный просчет, пренебрегая основным принципом стратегии - принципом концентрации. Согласно подсчетам Сэмюела Хантингтона для проведения операции "Буря в пустыне" в 1991 году "Соединенным Штатам пришлось направить в Персидский залив 75% действующих тактических самолетов, 42% танков, 46% авианосцев, 37% военнослужащих Сухопутных войск и 46% морской пехоты". Стоит ли удивляться тому, что еще до завершения второй войны в Ираке основанная на доминировании США система "однополярного мира" рассыпалась, как карточный домик?
Столь же сюрреалистичным являлось еще одно фундаментальное положение СНБ - абсолютное военное превосходство США. В рамках этого положения Пентагон обозначил в качестве приоритета разработку новейших видов вооружений, прежде всего систем ПРО, и милитаризацию космоса. В СНБ значилось: "Наши силы достаточно велики для того, чтобы убедить потенциальных противников в бесперспективности наращивания военной мощи в надежде превзойти Соединенные Штаты или хотя бы сравняться с ними". Аргументом такого "убеждения" должно было служить развертывание военной инфраструктуры на рубежах "потенциальных противников". Последствия подобной "стратегии" еще в 2004 году предсказал Патрик Бьюкенен: "Коммуникации боевой армии, насчитывающей всего 480 тысяч человек, чрезмерно растянуты. Наши гарнизоны разбросаны в сотне стран. Около 150 тысяч американских солдат ведут бесконечную войну в Афганистане и Ираке. Доведись Соединенным Штатам столкнуться с серьезным кризисом в какой-либо другой точке земного шара, банкротство нашей внешней политики станет очевидным для всех".
Сомнительным в плане эффективности стало "ноу-хау" СНБ - "стратегия непрямых действий". Как отмечал член-корреспондент Академии военных наук РФ В. Евдаков: "Установление контроля над развитием ситуации в зонах своих жизненно важных интересов реализуется США через "стратегию непрямых действий". Она представляет собой комплексное воздействие (политико-дипломатическое, военное, экономическое, информационно-психологическое), направленное на дестабилизацию ситуации в том или ином регионе (стране). Реализация такой стратегии осуществляется через технологию управления кризисами, составной частью которой является проведение операций в т.н. "условиях отсутствия войны". Классическим примером "стратегии непрямых действий" стала серия "цветных революций" на постсоветском пространстве. При этом американские стратеги оказались неспособны предвидеть процесс быстрого разложения и саморазрушения режимов Ющенко и Саакашвили, который фактически сводил к нулю все достигнутые ранее преимущества. Именно так следует расценивать провал американских попыток "североатлантической интеграции" Украины и Грузии".
Аналогично ошибочной оказалась ставка Пентагона на космическое "чудо-оружие". Пытаясь продемонстрировать России свое превосходство, США развертывают в Восточной Европе третий позиционный район ПРО. Между тем на вооружение российской армии уже поступили МБР РС-24 и МБР РС-12М2, недосягаемые для американских систем противоракетной обороны.
Наконец, главный основополагающий просчет современной военной стратегии США состоит в игнорировании факта изменения роли и структуры НАТО в XXI веке. Такое изменение обусловлено стремлением Европейского союза к независимому от Вашингтона военно-политическому курсу. Формирование Европейской политики безопасности и обороны (ЕПБО) в последние два года стало объективной реальностью. В США же не могут отказаться от устаревшего взгляда на Европу как на собственную сферу влияния. В рамках ЕПБО идут активные консультации между Россией и ЕС, направленные на создание коллективной системы безопасности. Торпедировать этот процесс Вашингтону не удалось даже посредством провоцирования югоосетинского кризиса.
Новый Верховный главнокомандующий США Барак Обама извлек некоторые уроки из ошибок предшественника. В своем плане "Военная стратегия в XXI веке" он предлагает сократить присутствие американских войск за рубежом и переложить основные тяготы войны в Афганистане и Ираке с плеч военнослужащих армии США на национальные силы безопасности. Вместе с тем новая администрация учитывает пошатнувшееся положение Соединенных Штатов на международной арене. Поэтому будущая военная доктрина предусматривает дальнейшее наращивание мощи Вооруженных Сил, особенно в сфере военно-морских, воздушных и космических вооружений. Дополнительные финансовые средства предусматриваются для совершенствования систем противоракетной обороны. Оставшийся на прежней высоте даже в условиях кризиса уровень военных ассигнований говорит о том, что администрация Обамы намеревается сохранить за США статус крупнейшей военной державы XXI столетия.
Всего четыре года назад США уверенно занимали позицию первой и единственной мировой сверхдержавы. Их военно-политическая мощь являлась ключевым элементом международной политики. Один из главных идеологов внешней политики Соединенных Штатов Збигнев Бжезинский в 2004 году триумфально провозглашал единственно возможный геополитический выбор ХХI века - мировое господство или глобальное лидерство. "Именно Америка определяет направление движения человечества, и соперника ей не предвидится. Нет никакой альтернативы американской гегемонии и роли мощи США как незаменимого компонента глобальной безопасности. Под воздействием американской демократии повсюду происходят экономические, культурные и технологические изменения поверх национальных границ", - подчеркивал он.
Прошло четыре года - микросекунда в масштабе истории. И тот же Бжезинский дал принципиально иную оценку тому положению, в котором оказались Соединенные Штаты. Причем не в результате происков каких-то внешних врагов - международного терроризма, России, Китая, стран "оси зла", а в силу своих стратегических просчетов. США стали жертвой собственных геополитических амбиций. Бжезинский вынужден был признать этот парадоксальный факт: "Даже самая могущественная сверхдержава может сбиться с правильного пути и поставить свое первенство под угрозу, если ее стратегия окажется неверной, а ее понимание мира ошибочным". Таким образом, речь прежде всего идет об идеологических (мировоззренческих) просчетах и формулировании на их основе военно-политической доктрины, последовательная реализация которой привела к катастрофическим итогам. Истоки этих просчетов следует искать еще в 90-х годах минувшего столетия.
Как ни парадоксально, распад Советского Союза завел США в доктринальный тупик. Насколько серьезна была данная проблема и связанные с ней угрозы, можно судить по утверждению одного из мэтров американской геополитики Джорджа Сороса: "После распада Советского Союза и окончания холодной войны Соединенные Штаты остались без врага, который позволял им олицетворять одновременно и сверхдержаву, и лидера западного мира. Такая перемена застала нас врасплох. С исчезновением советского сверхпротивника исчез и главный мотив объединения Запада под американским руководством". Именно в этот момент полной доктринальной неопределенности произошло выступление военно-политической группы, участники которой именовали себя "неоконсерваторами". 3 июня 1997 года они обнародовали свой внешнеполитический манифест, известный как "Заявление о принципах" проекта "Новый американский век". В основу этого доктринального документа были положены четыре главных принципа: абсолютное военное превосходство, силовая доминанта во внешней политике, всемирное распространение американской демократии и особая сакральная миссия США в мире. "Американская политика в сфере обороны и иностранных дел потеряла стержень, - подчеркивалось в этом "Заявлении". - Мы намерены изменить ситуацию и развернуть движение в поддержку глобального лидерства Америки. Подобная политика в рейгановском духе, опирающаяся на военную мощь и ясность устремлений, может быть не слишком популярной сегодня. Но она необходима, если Соединенные Штаты намерены обеспечить свою безопасность и величие в будущем".
"Неоконсерваторы" очень хорошо понимали суть возникшей проблемы, что нашло отражение в хрестоматийном заявлении одного из идеологов "неоконсерватизма" Ирвинга Кристола: "С окончанием холодной войны нам настоятельно требуется очевидный идеологический противник, достойный по амбициям, способный объединить нас в противостоянии ему". Колоссальный военный потенциал США, накопленный за годы холодной войны: крупнейший в мире ядерный арсенал, господствующий в Мировом океане огромный флот, господствующие в воздухе армады боевых самолетов, всемирная сеть военных баз - не мог существовать в вакууме. С приходом к власти Джорджа Буша более половины подписавшихся под "Заявлением о принципах" заняли высокие посты в администрации президента, Госдепартаменте и Пентагоне. Но, как точно подметил Джордж Сорос: "До 11 сентября 2001 года идеологи проекта "Новый американский век" не могли реализовать свою стратегию потому, что у Америки не было явного врага, способного оправдать резкое увеличение военных расходов. Терроризм стал предлогом для развязывания войны". Так в современную военную стратегию США был заложен первый основополагающий просчет: поиск виртуального противника и ведение войн, не оправданных реальной политической необходимостью.
21 сентября 2002 года на официальном сайте Белого дома был опубликован документ под названием "Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов" (СНБ), представлявший собой новую военную доктрину. В раздел 5 СНБ "Предотвращение угрозы применения нашими противниками оружия массового уничтожения против нас и наших союзников" закладывалось определение внешнего врага и исходящей от него угрозы: "Наши враги рассматривают оружие массового уничтожения как средство шантажа Соединенных Штатов. Это оружие позволяет им препятствовать нам в сдерживании их агрессивного поведения".
|
|
Предложенное администрацией определение тех сил, с которыми американцев призывают сражаться в ходе "войны с терроризмом", сформулировано крайне туманно. Нагнетание паники некоторыми заинтересованными сегментами американского общества, периодические кампании в средствах массовой информации против той или иной страны-изгоя, избранной на роль очередного "врага года" для Америки, рискуют сформировать параноидальное видение мира". Впрочем, высшее военное руководство США считало излишним точность в определении противника и вызовов национальной безопасности. 2 декабря 2002 года заместитель министра обороны Пол Вулфовиц в своей речи в Международном институте стратегических исследований (IISS) заявил: "Все, кто думает, что мы будем ждать точных сведений о неминуемости нападения на нас, не сумели извлечь урок из событий 11 сентября". Исходя из данного основополагающего просчета СНБ военно-политическая катастрофа в Ираке становилась не только закономерной, но и неизбежной.
Следует особо подчеркнуть, что такого рода просчет был заложен в военную доктрину США вполне сознательно. На то были особые причины. Еще в 1981 году главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Билл Роджерс сформулировал главную задачу США в холодной войне: "Мы должны контролировать доступ к источникам стратегического сырья на Ближнем Востоке, иначе ими завладеют русские и установят свое господство над Западом без единого выстрела". В рамках так называемой концепции "стратегического согласия", разработанной госсекретарем США Александром Хейгом и министром обороны Каспаром Уайнбергером, с февраля 1982 года началось поэтапное расширение американского военного присутствия в Персидском заливе. Саудовская Аравия предоставила США базу ВВС в Бахране, на территории Омана Пентагон получил базы на острове Масира и в порту Матрах. Предпринимались попытки прорваться к ближневосточной нефти и со стороны Индийского океана, через базы ВВС в суданском аэропорту Эд-Дамазин и с территории Сомали (база ВВС в Бербера). В августе 1982 года США и Сомали подписали соглашение, по которому американцы получали доступ на военно-воздушные и военно-морские объекты в Аденском заливе.
Тем не менее ни в ходе холодной войны, ни после ее завершения задача установления полного контроля США над нефтяными ресурсами Ближнего Востока не была решена. Как отмечал профессор Академии военных наук РФ В. Кузьмин: "Начало нового тысячелетия ознаменовалось резким обострением борьбы за топливно-энергетические ресурсы. События 11 сентября 2001 года открыли перед США беспрецедентные в истории человечества возможности обладания мировыми сырьевыми ресурсами и маршрутами их транзита на международные рынки". Эти возможности вполне осознавали "неоконсерваторы". За два года до вторжения в Ирак один из идеологов "Нового американского века" Норман Подгорец определил цель, достойную глобальной военной мощи Соединенных Штатов и сулившую несомненные экономические дивиденды: "Режимы, которые заслуживают свержения, не ограничиваются только "осью зла". В их число следует включить Сирию, Ливию, Ливан и Саудовскую Аравию. Я предвижу утверждение протектората США над нефтяными запасами Саудовской Аравии". Овладение богатейшими источниками нефти стало подлинной неафишируемой целью американского вторжения в Ирак.
Каким образом возможно нанесение удара по виртуальному противнику, от которого исходит несуществующая угроза? Для этой цели в СНБ была заложена концепция "превентивной войны", сформулированная следующим образом: "В современных условиях сдерживание невозможно. Войну с терроризмом не выиграть оборонительной тактикой. Мы должны перенести боевые действия на территорию противника, разрушить его планы и устранить угрозу до того, как она успеет материализоваться. Соединенные Штаты оставляют за собой право наносить превентивные удары и вести предупредительные войны". Отказавшись от стратегии "сдерживания", которая доказала свою эффективность в период холодной войны, администрация Буша совершила ключевой просчет с далеко идущими последствиями. "Превентивная война" означала не только ошибку в определении реального противника и исходящей от него угрозы, она неизбежно сказывалась на таких важнейших элементах военной стратегии, как информационно-пропагандистское обеспечение боевых действий, военное планирование, подготовка войск к действиям в реальных боевых условиях. Все это в полной мере проявилось в Ираке. Изначальная ложность предлога для вторжения предопределила поражение в информационно-пропагандистской войне и тем самым усилила сопротивление противника в морально-психологическом смысле. Более того, в корне неверное представление о противнике и возможность выбора любой страны для удара в рамках "превентивной войны" обусловили самое неблагоприятное последствие - переход "войны с терроризмом" в перманентное состояние, к чему ни население США, ни американская экономика, ни Вооруженные Силы были совершенно не готовы.
Следует упомянуть другое базовое положение СНБ - глобальное военное присутствие США на всех шести континентах с целью "удержания потенциальных противников от стремления приобрести более значимую роль в региональном или мировом масштабе". В данном случае разработчики военной доктрины совершили элементарный просчет, пренебрегая основным принципом стратегии - принципом концентрации. Согласно подсчетам Сэмюела Хантингтона для проведения операции "Буря в пустыне" в 1991 году "Соединенным Штатам пришлось направить в Персидский залив 75% действующих тактических самолетов, 42% танков, 46% авианосцев, 37% военнослужащих Сухопутных войск и 46% морской пехоты". Стоит ли удивляться тому, что еще до завершения второй войны в Ираке основанная на доминировании США система "однополярного мира" рассыпалась, как карточный домик?
Столь же сюрреалистичным являлось еще одно фундаментальное положение СНБ - абсолютное военное превосходство США. В рамках этого положения Пентагон обозначил в качестве приоритета разработку новейших видов вооружений, прежде всего систем ПРО, и милитаризацию космоса. В СНБ значилось: "Наши силы достаточно велики для того, чтобы убедить потенциальных противников в бесперспективности наращивания военной мощи в надежде превзойти Соединенные Штаты или хотя бы сравняться с ними". Аргументом такого "убеждения" должно было служить развертывание военной инфраструктуры на рубежах "потенциальных противников". Последствия подобной "стратегии" еще в 2004 году предсказал Патрик Бьюкенен: "Коммуникации боевой армии, насчитывающей всего 480 тысяч человек, чрезмерно растянуты. Наши гарнизоны разбросаны в сотне стран. Около 150 тысяч американских солдат ведут бесконечную войну в Афганистане и Ираке. Доведись Соединенным Штатам столкнуться с серьезным кризисом в какой-либо другой точке земного шара, банкротство нашей внешней политики станет очевидным для всех".
Сомнительным в плане эффективности стало "ноу-хау" СНБ - "стратегия непрямых действий". Как отмечал член-корреспондент Академии военных наук РФ В. Евдаков: "Установление контроля над развитием ситуации в зонах своих жизненно важных интересов реализуется США через "стратегию непрямых действий". Она представляет собой комплексное воздействие (политико-дипломатическое, военное, экономическое, информационно-психологическое), направленное на дестабилизацию ситуации в том или ином регионе (стране). Реализация такой стратегии осуществляется через технологию управления кризисами, составной частью которой является проведение операций в т.н. "условиях отсутствия войны". Классическим примером "стратегии непрямых действий" стала серия "цветных революций" на постсоветском пространстве. При этом американские стратеги оказались неспособны предвидеть процесс быстрого разложения и саморазрушения режимов Ющенко и Саакашвили, который фактически сводил к нулю все достигнутые ранее преимущества. Именно так следует расценивать провал американских попыток "североатлантической интеграции" Украины и Грузии".
Аналогично ошибочной оказалась ставка Пентагона на космическое "чудо-оружие". Пытаясь продемонстрировать России свое превосходство, США развертывают в Восточной Европе третий позиционный район ПРО. Между тем на вооружение российской армии уже поступили МБР РС-24 и МБР РС-12М2, недосягаемые для американских систем противоракетной обороны.
Наконец, главный основополагающий просчет современной военной стратегии США состоит в игнорировании факта изменения роли и структуры НАТО в XXI веке. Такое изменение обусловлено стремлением Европейского союза к независимому от Вашингтона военно-политическому курсу. Формирование Европейской политики безопасности и обороны (ЕПБО) в последние два года стало объективной реальностью. В США же не могут отказаться от устаревшего взгляда на Европу как на собственную сферу влияния. В рамках ЕПБО идут активные консультации между Россией и ЕС, направленные на создание коллективной системы безопасности. Торпедировать этот процесс Вашингтону не удалось даже посредством провоцирования югоосетинского кризиса.
Новый Верховный главнокомандующий США Барак Обама извлек некоторые уроки из ошибок предшественника. В своем плане "Военная стратегия в XXI веке" он предлагает сократить присутствие американских войск за рубежом и переложить основные тяготы войны в Афганистане и Ираке с плеч военнослужащих армии США на национальные силы безопасности. Вместе с тем новая администрация учитывает пошатнувшееся положение Соединенных Штатов на международной арене. Поэтому будущая военная доктрина предусматривает дальнейшее наращивание мощи Вооруженных Сил, особенно в сфере военно-морских, воздушных и космических вооружений. Дополнительные финансовые средства предусматриваются для совершенствования систем противоракетной обороны. Оставшийся на прежней высоте даже в условиях кризиса уровень военных ассигнований говорит о том, что администрация Обамы намеревается сохранить за США статус крупнейшей военной державы XXI столетия.
Артем ИВАНОВСКИЙ,
Фото c cайта blog.pennlive.com: Барак Обама,
Похожие новости
-
Декабрь 25/ 2008
-
Декабрь 12/ 2008
-
Декабрь 12/ 2008
