Flot3000

В одной севастопольской газете некая дама, новоиспеченный заслуженный журналист Украины, на моей памяти не удосужившаяся за многие годы написать что-то доброе об Украине (что вовсе не отрицает ее журналистских заслуг, но только перед другими государствами), очень печалилась о том, что, как она выразилась, некоторые представители нашего (это чьего?) государства хотят отнять у нее ее историческую память.
Дама может быть спокойна за свою историческую память, которая в силу ее крайней специфичности вряд ли станет объектом изъятия нехорошими государственными чиновниками. Может не волноваться и воспеваемый ею нардеп, равно как и многие севастопольские преподаватели истории, неспособные оторваться от пожелтевших конспектов сталинско-сусловской эпохи и излагающие страницы прошлого в полном соответствии с пушкинской формулой — “тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман”. Впрочем, тут скорее имеет место быть искренний и страстный самообман. Уж очень хочется иметь красивую, отлакированную, как маршальские сапоги, историю, пусть вымышленную, приглаженную, подчищенную, но зато парадно-выходную, с привлекательным товарным видом, а не ту — реальную, кровавую, грязную, патологически жестокую, на которой действительно непросто воспитывать младое племя в нужном идеологическом духе. Однако эта несимпатичная фальсификаторам история имеет существенное преимущество — она правдива.
Когда в Севастополе начинают вспоминать события Второй мировой войны, особенно трагедию мыса Херсонес, я всегда думаю: скажут ли, наконец, правду о том постыдном, что имело место там летом 1942 года? Или снова утопят истину в потоках елея, пафоса и патетики… О, в этих веществах у нас умеют растворить все, что портит идеологическую картинку! Сталина нет, Брежнева нет, а непревзойденное искусство “высокопатриотического” вранья на все случаи идеологической жизни сохранилось, не потерпев, по крайней мере в Севастополе, ни малейшего ущерба.
В городском коммунистическом листке мне приходилось читать военно-исторические мадригалы в честь тех товарищей, которые в 1942 году драпали на Кавказ, бросив нижних чинов умирать и переживать муки и позор плена. Мол, как же вы, антикоммунисты эдакие, не понимаете, что нельзя было рисковать золотым фондом партии, генералами, адмиралами, дивизионными комиссарами, армвоенюристами. Их следовало любой ценой спасти. Вопросец возникает: а те матросы, солдаты, старшины, “Ваньки-взводные”, которых кинули (в современном значении этого слова!), они к какому фонду принадлежали — чугунному или, хуже того, навозному? Как тут с этикой и моралью? Ну если этика и мораль коммунистические — то тогда все было сделано в полном соответствии с ними. Разумеется, севастопольским школьникам никогда не расскажут о том, как начальство спасало свои драгоценные жизни, вычеркнув из списка живых флотское и армейское “простонародье”, ибо правда такого рода может взорвать изнутри тщательно изолированное от внешнего мира местное информационно-идеологическое гетто.
Вот как интересно высказывается на этот счет российский историк Борис Соколов: “Кстати сказать, отношение к генералам, оказавшимся в окружении, у нас и у немцев сильно разнилось. Так, из осажденного Севастополя, за день до падения города, подводными лодками и самолетами были эвакуированы генералы, старшие офицеры, комиссары и полит¬работники во главе с командующим Черноморским флотом адмиралом Ф.С. Октябрьским и командующим Отдельной Приморской армией генералом И.Е. Петровым. Из Новороссийска Октябрьский направил донесение в Ставку с копией Буденному: “Исходя из сложившейся обстановки на 24.00. 30.06.42 г. и состояния войск, считаю, что остатки войск СОР могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня. Одновременно докладываю: вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около 600 человек руководящего состава армии, флота и гражданских организаций…”. На самом деле обреченный город покинули 1228 генералов, адмиралов, старших офицеров и политработников, бросивших на произвол судьбы раненых (они заняли предназначенные им места на последних самолетах и подлодках). Их не только не наказали. Наоборот, все они были тотчас же награждены за героическую оборону Севастополя. Немцы же, напомню, из осажденного Сталинграда не стали вывозить ни Паулюса, ни начальника штаба армии, ни подавляющего большинства командиров дивизий и корпусов (да и основная масса генералов во главе с Паулюсом и не собиралась бросать своих солдат, даже когда положение стало безнадежным после провала попытки деблокирования 6-й армии). До последнего момента из Сталинграда вывозили раненых и больных, а также эвакуировали несколько десятков офицеров-специалистов, в основном инженеров, артиллеристов и зенитчиков. Те же солдаты и офицеры, которые самовольно пробрались на борт самолета, впоследствии, если это обнаруживалось, попадали под трибунал. Тут сказалась разная психология как советских и немецких генералов, так и двух диктаторов. У немцев сказывалась старая солдатская традиция делить все тяготы с подчиненными.
Советские генералы же, с одной стороны, знали, что их жизнь ничего не стоит перед Сталиным, что генсек-генералиссимус может в любой момент отправить их туда же, куда отправил Тухачевского и других участников “военно-фашистского заговора”. Но, с другой стороны, генералы и маршалы, равно как и комиссары, и старшие офицеры Красной Армии, ощущали свою избранность, свою принадлежность к номенклатуре, и в этом отношении от рядовых красноармейцев и младших офицеров в звене взвод-рота их отделяла пропасть. Сталин же опасался, что, попав в плен, генералы могут поступить так же, как поступил генерал Власов, и предпочитал их искушению плена по возможности не подвергать. А вот Гитлер, сам солдат Первой мировой, считал, что генералы и офицеры солдат бросать ни в коем случае не должны, и требовал, чтобы они до последнего дрались в окруженных “крепостях”.
Да и сами германские генералы и фельдмаршалы в подавляющем большинстве блюли кодекс офицерской чести, запрещавший оставлять своих солдат в беде”. (“Красный колос: почему победила Красная Армия?” — Москва, 2007. — с. 152 — 153).
У коммунистической военной номенклатуры были другие представления на этот счет. Российский военный историк Марк Солонин, выступая в эфире исторического телеканала “365 дней”, все недоумевал, почему в Вермахте отношения между солдатами и офицерами строились на основе боевого братства, и это несмотря на то, что среди германского офицерства было немало представителей старой родовой аристократии — герцогов, графов, баронов, а в Красной Армии, где “вышли мы все из народа”, достаточно было кому-то дослужиться до майора, как он уже смотрел на рядовых бойцов, как на быдло. Не говоря уже о тотальном мордобое, причем офицеры били морды солдатам (а как возмущались товарищи большевики мордобоем в царской армии!), а генералы — офицерам.
А вот этого в императорской армии не было. И помыслить нельзя, чтобы генерал Его Императорского Величества поднял руку на поручика или штабс-капитана. На предмет мордобоя большевики армию демократизировали. Сильно, радикально демократизировали.
Коммунистическая номенклатура с момента ее возникновения была особой кастой, считавшей себя “солью земли”. Цена жизни коммунистического владыки была много выше, чем простого смертного. О себе номенклатура никогда не забывала позаботиться. Даже во времена Голодомора эти “бойцы”, о которых поэт сказал “гвозди бы делать из этих людей”, умели сытно, калорийно питаться, не обращая внимания на крики голодающих детей под окнами спец¬столовых. Большевики сохраняли себя как “золотой фонд” партии для будущих свершений.
Об окончании обороны Севастополя пишет и белорусский военный историк Владимир Бешанов: “Когда возможности обороны Севастополя были исчерпаны, по приказу Москвы весь командный политический состав Приморской армии, вплоть до командиров полков, во главе с Петровым — более 1200 генералов, адмиралов и старших командиров (Бешанов имеет в виду командование СОР — Севастопольского оборонительного района. — Авт.) — 1 июля 1942 года, забыв про честь и “личное мужество”, погрузился в самолеты и подводные лодки и, бросив на произвол судьбы десятки тысяч подчиненных, убыл в Новороссийск получать награды и новые дивизии — случай в военной истории уникальный”. (“Год 1943 — “переломный”. — Москва, 2008. — с. 138.)
А итог Бешанов подводит такой: “Сталин дал своей “военной номенклатуре” команду спасаться, что она и сделала без чистоплюйских рассуждений о нормах “солдатской этики”. Сбежавшие командиры стали севастопольскими героями, очутившиеся в плену бойцы — предателями”. (Там же, с. 139).
Да, это неприятная правда, абсолютно излишняя для наших профессиональных севастопольских болтунов и демагогов, спекулирующих на военных трагедиях города. Им бы деньги освоить, “выбитые” на очередной монумент, мемориал, памятник. Дело это прибыльное, как и строительные подряды. А, кроме того, это легальная возможность истребовать энное количество не самой худшей земли.
И землю дадут, дело ведь святое. А то, что постепенно там появятся какие-то злачные места, так это тоже оправдать можно, нужно же посетителям мемориалов где-то посидеть, отдохнуть, подкрепиться, сувенирчик на память приобрести. Так и обрастет святое место фирмами и фирмочками нужных людей, стоящих за записными “патриотами”. Да и на всяческих выборах очень эффективно взывать к патриотическим чувствам, мол, “наши деды и отцы”, так вы, пожалуйста, за нас проголосуйте, потому как более рьяных патриотов, чем мы, в нашем городе нет и быть не может. Соответственно, работу проведут с ветеранскими организациями, работу очень убедительную и весомую, а там уже по нисходящей задушевно побеседуют с каждым отдельным участником войны. И все будет тип-топ.
А тут лезут с какой-то правдой, которая все портит, парадную память разрушает, ту правду, с которой так удобно работать. Портят, понимаешь, отлаженные политические технологии.
Вот, кстати и фронтовик, бывший рядовой 311-й стрелковой дивизии Н.Н. Никулин, ставший после войны профессором, академиком, лауреатом, тоже портит благостную картину Великой Отечественной и некоторых нынешних обстоятельств: “Поразительная разница существует между передовой, где льется кровь, где страдания, где смерть, непосильная работа, жара летом, мороз зимой, где и жить-то невозможно, — и тылами. Здесь, в тылу — другой мир. Здесь находится начальство, здесь штабы, стоят тяжелые орудия, расположены склады, медсанбаты. Изредка сюда долетают снаряды или сбросит бомбу самолет. Убитые и раненые тут редкость.
Не война, а курорт! Те, кто на передовой, — не жильцы. Они обречены. Спасение им — лишь ранение. Но многие из тех, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку. А начальство, которое тоже в значительной мере останется в живых, погрязнет в склоках: кто воевал хорошо, кто плохо, а вот если бы меня послушали!” (“Год 1943 — “переломный”… с. 248).
Нашим севастопольским сказочникам правда истории не нужна абсолютно. Она для них страшнее пистолета, она демонтирует их легенды, мешает ловко манипулировать массами, мешает лгать и требовать признать ложь самой святой и истинной правдой.
Да только трудно им сегодня, как ни изощряйся, а Интернет — работает, а книжки продаются (кстати, процитированные тут — купил в Артбухте), а рот никому не заткнешь. Так что умненький школьник всегда найдет возможность получить альтернативную информацию, что бы там ему ни внушали сталинско-брежневские “наставники”, предельно заполитизированные агитаторы и пропагандисты, для которых подлинная история — “распутная девка империализма”, как в свое время называли в СССР генетику и кибернетику.

Дорофей ИВАНОВ, “Флот України” http://fleet.sebastopol.ua/index.php?article_to_view=1951