Flot3000

Сомалийских пиратов следует судить и наказывать в Африке

Недавно газеты, выходящие в Норфолке – крупном портовом городе и военно-морской базе на атлантическом побережье США, сообщили о том, что несколько моряков контейнеровоза Maersk Alabama обвинили своего капитана в преступной халатности, следствием которой стали почти удавшийся захват судна сомалийскими пиратами и причинение членам экипажа морального ущерба. Напомню, в апреле этого года морские разбойники совершили высадку на Maersk Alabama, однако команда проявила самообладание, не утратив контроля над судном, а пираты-любители – беспечность и нерешительность. Дело завершил спецназ ВМС США, отбивший у бандитов капитана Ричарда Филлипса.

В чем же упрекают Филлипса его подчиненные? В том, что, несмотря на предупреждение служб, отслеживающих ситуацию в районе Аденского залива и Африканского Рога, об активизации налетчиков и рекомендацию следовать не ближе 600 миль от берега, он повел судно на меньшем удалении от суши, рассчитывая сэкономить более суток в пути и тонны топлива. Кстати, 18 ноября Maersk Alabama, опять жавшаяся к берегу, подверглась новому нападению, которое на этот раз было отбито огнем частных охранников, нанятых судовладельцем.

Вопреки решительным резолюциям Совета Безопасности ООН, санкционирующим применение вооруженной силы против морских налетчиков, действующих на обширной акватории в районе Африканского Рога, несмотря на сосредоточение в этих водах сил и средств военных флотов разных государств, невзирая на оснащение некоторых торговых судов, проходящих через эти беспокойные воды, средствами самозащиты, проблема, условно именуемая «сомалийским пиратством», не решается. Проблема эта сложная, и решение ей следует находить комплексное, предусматривающее в идеальном варианте наведение порядка на берегу, изоляцию налетчиков от сухопутных и морских баз, выявление их связей для начала хотя бы в управляемой части Сомали, а также в других странах, определение круга субъектов, заинтересованных в сохранении этого явления, включая, как знать, самих судовладельцев и страховые компании, нейтрализацию каналов и конечных пунктов движения выручки, рынков оружия, средств навигации и связи, а также источников информации о следовании судов, характере груза, наличии бортовой охраны или военного эскорта.

Работы – непочатый край даже для крупных государств с мощными военными и полицейскими аппаратами, а также международных организаций, судовладельцев и их объединений. Реальность такова, что на широкомасштабную международную сухопутную операцию в Сомали рассчитывать в ближайшее время не приходится, а направленная туда миссия Африканского Союза имеет крайне ограниченные возможности; уничтожение плавучих баз, которыми нередко являются захваченные ранее суда, ставит под угрозу жизни остающихся на них членов экипажей; ставить перед военными моряками не свойственные им правоохранительные задачи по отлову налетчиков и превращать военные корабли в камеры предварительного заключения весьма нерационально; к каждому торговому судну корвет не приставить, а тому, чтобы собирать их в конвои, идущие со скоростью самой медленной единицы, будут сопротивляться прежде всего судовладельцы, заинтересованные в скорейшей доставке груза и обороте своего флота, и пример Maersk Alabama – тому подтверждение.
Проблема усугубляется неурегулированностью многих правовых аспектов борьбы с современным морским разбоем и пиратством – от применения силы до уголовного преследования и наказания.

В старые добрые времена, если верить приключенческим романам и классическим юридическим трактатам, все было проще. Военных моряков не заботил статус пиратов с точки зрения международного гуманитарного права – комбатанты они или гражданское население, находятся ли они под защитой Женевских конвенций и пактов о правах человека. Отнесение пиратов к hostis humanis generis – «врагам рода человеческого» понималось буквально как санкция на огонь главным калибром. Пойманных пиратов вздергивали на рею или сбрасывали за борт без особых церемоний и не заботясь о предоставлении им адвоката и возможности быть судимыми беспристрастным и справедливым судом.

Теперь же командиру корабля, преследующего быстроходный скиф с предполагаемыми пиратами, приходится задумываться, открывать ли огонь на поражение и не превратятся ли разбойники в мирных граждан, побросав оружие за борт. Мандат военно-морской операции ЕС Atalanta, проводимой в прибрежных водах Сомали, запрещает передачу задержанных пиратов властям третьих государств, если есть опасения, что будут нарушены международные нормы о правах человека и они подвергнутся пыткам, иному жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, и, наконец, если им будет грозить наказание в виде смертной казни. Еще одна обуза для командира – провести хотя бы минимум дознавательных действий в отношении задержанных, собрать доказательства и опросить свидетелей.

Хорошо бы на командно-штабном корабле коалиционной флотилии, развернутой в северо-западной части Индийского океана, иметь международную следственную группу, которая по горячим следам опрашивала бы потерпевших (они же свидетели) – моряков с подвергшихся нападению торговых судов, надлежащим образом заверяла эти показания, чтобы впоследствии не вызывать их в суд. Они же моряки – нынче в Сингапуре, завтра в Антверпене.
Ну а перед каким судом должны предстать обвиняемые в пиратстве и морском разбое?

Среди части экспертов преобладает мнение, что судить пиратов надо в национальных судах, особенно тех государств, уголовное законодательство которых содержит такой состав, как пиратство. Однако возникает проблема единообразия описания этого преступления и соответствия его международно-правовым нормам. Например, если и есть что-то общее между тем, как определяет пиратство отечественный УК и Конвенция ООН по морскому праву, так это лишь сам термин. Оппоненты такого подхода ссылаются на нецелесообразность транспортировки пиратов в далекие страны и на то, что они станут обузой после отбытия наказания и освобождения – ведь куда-то их надо будет пристраивать, отправка же назад в Сомали даже не рассматривается.

Удобнее, конечно, передавать их прибрежным государствам, и на этот счет ЕС заключил соглашения с Кенией и Сейшельскими островами. Сейшелы имеют ограниченные возможности, так что им передают лишь тех правонарушителей, которых задержали в их прибрежных водах. У Кении таких ресурсов больше, именно туда направляется помощь на развитие органов юстиции и подготовку и усовершенствование кадров.

На эту роль не подходит Международный уголовный суд, который имеет строго ограниченный перечень подсудных ему преступлений, из которых один – агрессия – до сих пор не определен, обременение его еще и пиратством вряд ли поможет выходу этого суда из болезненного периода становления. Есть еще Международный трибунал ООН по морскому праву, но он разрешает споры между государствами относительно применения и толкования Конвенции по морскому праву. Возможно, он и смог бы сделать доброе дело, уточнив и развив содержание понятия «пиратство», права и обязанности государств в противодействии этому явлению. Хорошо бы еще с помощью этого трибунала уяснить, что же понимать под территориальным морем Сомали. Дело в том, что Сомали – участник вышеупомянутой конвенции, которая устанавливает предельную ширину территориального моря в 12 морских миль, однако, похоже, никто не отменял национального законодательства, предусматривающего 200-мильную зону суверенитета. Между тем Совет Безопасности ООН эту щекотливую тему в своих резолюциях старательно избегает.

Немало сторонников нашлось у идеи специального международного суда по образу и подобию существующих временных трибуналов ООН для бывшей Югославии и Руанды или смешанных международно-национальных судов для Сьерра-Леоне, Камбоджи или Ливана. Идея привлекательна своей опробованностью. Однако не понаслышке зная, как функционирует международная уголовная юстиция, могу утверждать, что процедура эта очень уж неспешная – дела тянутся годами, она весьма затратная, а ее органы имеют склонность быстро обрастать бюрократическим жирком. Не сомневаюсь, что, будь такой суд создан, туда выстроится очередь чиновников из подлежащих скорому закрытию временных трибуналов – и принесут они с собой не только опыт, но и порочные наклонности. Кстати, некоторые лица, причастные к работе Трибунала для Руанды, высказывали робкие надежды на то, что он будет преобразован в суд для пиратов, но такую возможность, по всей видимости, исключил Совет Безопасности ООН, назначив 31 декабря 2010 года датой окончания его деятельности, после чего незавершенные дела будет подчищать некий «остаточный механизм», который еще предстоит разработать и утвердить.

Возможно, имело бы смысл обратить внимание на региональные органы юстиции – существующие или перспективные, где могли бы рассматриваться дела морских пиратов и разбойников. Из африканских судов обращают на себя внимание Африканский суд по правам человека и народов и Суд Восточно-Африканского сообщества. Оба пребывают в полудремлющем состоянии, ни первый, ни второй не наделены компетенцией рассматривать уголовные дела. Однако дополнить их учредительные документы соответствующей компетенцией, образовать специальные палаты может быть проще, чем Совету Безопасности создавать новый временный трибунал, а уж тем паче – чем созывать специальную конференцию по доработке Римского статута Международного уголовного суда.

Как вариант национальные суды – те же кенийские или сейшельские – могли бы рассматривать дела рядовых исполнителей и вожаков среднего уровня, а уголовная палата одного из региональных судов брала бы на себя главарей.

С помощью международного сообщества можно было бы не только оживить эти суды, но и обустроить места предварительного заключения и отбытия наказания, естественно, тоже в Африке. Читатель будет смеяться: иные осужденные Трибуналом для Руанды отправляются отбывать наказание в комфортабельные европейские тюрьмы, за примерное поведение им могут скостить срок и после выхода на свободу их нужно будет пристроить на жительство в той же Европе – не отправлять же их в Руанду, где им грозит множество опасностей!

Суд и наказание в Африке будут иметь гораздо более убедительный карающий и воспитательный эффект.

Без работы африканская «антипиратская» юстиция не останется. По сведениям весьма информированного Международного морского бюро – подразделения Международной торговой палаты, растет число нападений на торговые суда у побережья Нигерии, и это при том, что в Нигерии в отличие от Сомали есть дееспособное центральное правительство и немалый военный флот.

Бахтияр Тузмухамедов, Независимая газета