Flot3000

Начало см. здесь

Изменения в характере вызовов и угроз региональной безопасности и стабильности на протяжении 1990-х гг. объединили в себе опаснейшие черты как международных, так и внутригосударственных конфликтов, и в результате привели к существенному ухудшению политико-гуманитарной ситуации в конфликтных зонах и росту числа жертв среди гражданского населения. Самые острые гуманитарно-политические кризисы и социально-гуманитарные катастрофы 1990-х гг. в экспертных кругах получили название «комплексных гуманитарных чрезвычайных ситуаций». Их особенностью (по сравнению с «обычными» чрезвычайными ситуациями или гуманитарными кризисами) является комплексный характер – объединение военных действий, массовых перемещений людей, резкого ухудшения эпидемиологической ситуации, голода и тому подобное, что сопровождается массовыми нарушениями прав человека. Политическая сторона «комплексных гуманитарных чрезвычайных ситуаций» заключается в борьбе различных сил и группировок за распределение экономических ресурсов и политической власти внутри общества, охваченного кризисом или гражданской войной (1).

В этих условиях одним из основных «внешних» – то есть таких, которые не являются непосредственно связанными с «классическими» функциями («силовой» защитой государства и ее граждан) – заданий «сектору безопасности» (а прежде всего армейских, а также полицейских структур) ведущих мировых государств, в первую очередь стран Запада, стало оперативное реагирование на кризисы, конфликты и другие чрезвычайные ситуации в различных регионах мира. В ходе урегулирования таких конфликтов вооруженным силам все чаще приходится выполнять гуманитарные, полицейские, миротворческие, административные, технические и другие задачи невоенного характера.

Главной особенностью современных операций военного характера является их ориентация на поддержание мира или предоставление гуманитарной помощи, а также на другие задачи невоенного типа, то есть их преимущественно социально-политическое и гуманитарно-политическое (а не военно-политическое) содержание даже в тех случаях, когда они сопровождаются применением вооруженной силы (т.н. «война трех кварталов» (2). Не менее характерной их особенностью является также активное участие в них вместе с вооруженными силами не только военизированных (полицейских, антитеррористических), но и гуманитарных и других гражданских организаций и служб – международных, государственных (национальных) и неправительственных. В таком тесном переплетении политических и военных элементов в современных военно-политических кампаниях критическое значение приобретают гуманистические ценности – гуманизация политики та гуманитаризация безопасности.

Одним из институционных проявлений этого стало создание и начало деятельности независимой Комиссии по безопасности человека – организационная инициатива правительства Японии была поддержана соответствующими институтами ООН. После учреждения в январе 2001 г. Комиссия уже в июне начала международную деятельность, в которой главное внимание было уделено трем целям:
1. содействие пониманию, участию и поддержке реальной безопасности человека;
2. формирование концепции безопасности человека для становления политики безопасности;
3. определение конкретной программы действий для предотвращения самым актуальным угрозам безопасности человека.

Члены Комиссии организовали общественные слушания, консультации, симпозиумы, семинары, «круглые столы» и т.п., которые охватили множество людей во всем мире.

По результатам этих мероприятий Комиссией был подготовлен научный отчет «Пути улучшения безопасности человека» (2003), который «предлагает новые рамки – рамки безопасности человека – для того, чтобы рассматривать условия и угрозы, которые стоят перед человечеством на заре ХХІ века». Можно полностью согласиться с предложенной экспертами новой парадигмой гуманитаризации безопасности: «Безопасность человека ставит людей на центральное место, фокусируя внимание институтов на людях и содружествах везде. Подход к безопасности человека призывает усилить и перенаправлять политику и институты, при этом ставя человека в центр внимания. Права человека и развитие человека переориентировали правовые, экономические и социальные действия, чтобы рассмотреть цели с перспективы их влияния на людей. Подход к безопасности человека признает взаимозависимость и взаимосвязи между миром людей и строится на этом, пытаясь продвигаться вперед в альянсы, которые совместно могут иметь намного большую силу» (3).

Значимыми в новом контексте безопасности являются итоги работы Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и изменениям, которая была создана при ООН в декабре 2003 г. Результатом годовой работы этой структуры стал презентованный экспертами 2 декабря 2004 г. Доклад «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (т.н. «доклад 16 мудрецов») – который также вывел гуманитарную безопасность в число самых приоритетных составляющих.

В рамках новой парадигмы безопасности, где постепенно становятся доминирующими социогуманитарные составляющие, вооруженные силы многих государств мира, и в первую очередь стран Запада во главе с США, все активнее вовлекаются в участие в операциях невоенного типа, которые в свою очередь все чаще носят многонациональный характер, то есть осуществляются силами ряда государств. Участие западных стран в военных операциях нового типа (военно-гуманитарные операции на Балканах и на Среднем Востоке и т.п.) как правило, связано с использованием военной силы и политического влияния в относительно отдаленных регионах – для решения конфликтов, которые непосредственно не угрожают жизненно важным интересам этих стран.

Участие России в военно-политических операциях нового типа (лишь внешне напоминающие «классические» войны) преимущественно связано с локальными конфликтами вблизи ее собственных границ (Таджикистан, Грузия, Приднестровье) или даже на ее территории (Северный Кавказ) и с противостоянием непосредственным угрозам ее национальной безопасности (сепаратизм, терроризм и т.п.).

Возросла потребность в активизации международного (гуманитарного) фактора в комплексных чрезвычайных ситуациях гуманитарных кризисов. С другой стороны, внутригосударственный характер большинства подобных кризисов налагает на такое вмешательство серьезные ограничения – как в случае конфликта или чрезвычайной ситуации на территории отдельных национальных государств, так и квазигосударственных или государствоподобных образований, власти которых в целом контролируют ситуацию на определенных территориях (например, курдская проблема в Турции или чеченская – в России).

В первом случае слабость или отсутствие центрального правительства, а чаще всего и органов власти как таковых в зоне, охваченной «гуманитарной катастрофой», не только серьезно осложняет деятельность международных гуманитарных организаций, но и чаще всего создает угрозу безопасности их сотрудников на местах. Неединичной является практика использования конфликтующими сторонами гуманитарной помощи и ресурсов гуманитарных организаций с целью изменения хода конфликта в свою пользу (бывшая Югославия, Ангола, Сомали, Ирак).

Во втором случае, в ситуации, когда местные власти чаще всего неспособны самостоятельно решить финансово-экономические и социальные проблемы, вызванные обострением социально-гуманитарных проблем (беженцев и перемещенных лиц и т.п.), отказываясь при этом сотрудничать с гуманитарными организациями на условиях соблюдения международного гуманитарного права, на первый план выходит комплекс вопросов, связанных с самой острой проблемой современного международного гуманитарного вмешательства – определением «гуманитарных ограничений» государственного суверенитета.

Анализ социогуманитарных особенностей современных властно-политических конфликтов – через дискурс относительно соотношения национально-государственной безопасности и безопасности социально-гуманитарной (4) – так или иначе возвращает к вопросу о перспективах и границах суверенитета в современном мире. Большинство исследователей сходится на том, что в начале XXI ст. компетенция национального государства и ее суверенитет испытывают определенные ограничения (5) – в первую очередь под воздействием процессов глобализации в их политическом измерении. Это влияние, очевидное и бесспорное в политико-экономической сфере, относительно политико-правовой и гуманитарно-политической сфер до недавнего времени оставалось достаточно дискуссионным и носило скорее «виртуальный» характер. Принимая во внимание разнонаправленные или параллельные процессы глобализации (децентрализацию, фрагментацию на локально-региональном уровне), можно констатировать наличие видоизменений форм суверенитета (6) в современном мире.

Следовательно, происходит эволюция понятия национальной безопасности на границе ХХ-ХХI ст. как необходимость перехода от такой, которая призвана обслуживать лишь интересы государства, к такой, которая стремится гармонично соединить интересы личности (человека), общества и государства.

Уже речь идет о своеобразном международном режиме (хотя он еще и не оформлен политико-правовым образом) «прав человека».

Данная проблема осложняется политико-правовой коллизией – разрывом между формой и содержанием правовой регуляции вопросов, связанных с защитой прав человека. Речь идет о принципах международно-правовой регуляции отношений между государствами, тогда как предметом регуляции являются интересы частных лиц. Собственный интерес государства далеко не всегда является непосредственно связанным с защитой индивидуальных прав и свобод человека и нередко связан со стремлением государств использовать дискуссию по правам человека в пропагандистских целях.

Во многих случаях возникает противоречие между обеспечением политической безопасности государства и гуманитарной безопасности его народа (национального общества в целом или отдельных слоев населения) (7). В условиях столкновения государственно-политических и социально-гуманитарных интересов защите права человека на жизнь должен принадлежать абсолютный приоритет. Вооруженные конфликты предоставили достаточно примеров того, как абстрактные призывы к защите прав человека объективно служили оправданием терроризма, превращаясь в своего рода идеологические кампании, которые дискредитируют актуальную проблему.

К приоритетам таких военно-политических организаций, как НАТО, вопрос гуманитарной безопасности не принадлежат – именно этим объясняется неоднозначность в оценках их деятельности на пространстве бывшей Югославии, где военно-политические задачи геополитического характера откровенно доминировали над социогуманитарными.

Кроме того, как показывает в частности опыт операций в Ираке и Афганистане, а также российско-грузинский конфликт 2008 г., исчезает граница между вмешательством гуманитарным (которое является вызовом национальному суверенитету) и вмешательством политическим (которое является нарушением государственного суверенитета, что противоречит нормам и принципам ООН).

Центральной проблемой остается малая практическая значимость тех международных организаций (особенно региональных), к сфере деятельности которых принадлежат проблемы международной гуманитарной безопасности. Ведь такие структуры, как ОБСЕ, не имеют практических рычагов влияния и средств принуждения к выполнению государствами-членами требований соблюдения прав человека, предотвращения их нарушений.

1) Vayrynen R. The Age of Humanitarian Emergencies. United Nations University / World Institute for Development Economic Research (UNU/WIDER) «Research for Action» Paper №25.– Helsinki, 1996.
См. также: Nafiiger E.W. The Economics of Complex Humanitarian Emergencies: Preliminary Approaches and Findings. UNU/WIDER Research Paper. – Helsinki, 1996.

2) См. Beyond the Three-Block War / D.Rudd, D.Bayley, E.K. Petruczynik (eds.) – Canadian Institute of Strategic Studies, 2006.

3) Безопасность человека сегодня: Комиссия по безопасности человека.– Нью-Йорк, 2003.– С.137.

4) Abad M.C., Jr. The Challenge of Balancing State Security with Human Security // The Indonesian Quarterly (Journal of the Center for Strategic and International Studies, Jakarta). – 2000. – Vol. XXXVII, №4.

5) См. Annan K. Two Concepts of Sovereignty // The Economist.– September 18-24, 1999.– Р.49.

6) См. Кокошин А.А. Реальный суверенитет в современной мирополитической системе.– М., 2005.
Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. – Columbia University Press, 1996.
Between Sovereignty and Global Governance: The UN, the State and Civil Society / A. Paolini, A. Jarvis, C. Reus-Smit. (eds.) – Palgrave Macmillan, 1998.

7) См. Fletcher G. P., Ohlin J.D.Defending Humanity: When Force Is Justified and Why. – Oxford University Press, 2008.